Кузьма Стеклов. Оконная история в лицах (38)


пред.    след.

Нет, не зря наши жены и подруги – самая мудрая наша часть, читатель, поверь мне – достаточно безапелляционно утверждают, что «все мужики – одноклеточные». Ну, для порядка-то я, конечно, возмущаюсь, когда в очередной раз слышу от своей благоверной это не очень приятное определение. Но в глубине души – приходится соглашаться...

Приведу несколько историй в подтверждение вышесказанного.

Я давно понял, что мы – сложившиеся специалисты и вполне серьезные мужчины – в ряде случаев ведем себя как двенадцатилетние мальчишки, не наигравшиеся в «войнушку». Поводов убедиться в этом у меня было довольно много...

В «лихие девяностые» банковскими структурами были очень востребованы, а сертификационными структурами были оперативно организованы испытания окон и стекол на защиту от различного стрелкового оружия (от пистолетов Макарова и кольта калибра 45, известного всем, как «peace maker», до автоматов Калашникова и УЗИ и – даже – снайперских винтовок Драгунова и М-16). В те годы в газетах и по телевидению каждый день мы видели убийства людей в малиновых пиджаках с привычно бритыми затылками, «разборки» и «терки», взрывы «Мерседесов» и других дорогих зарубежных средств передвижения.

Обычный среднестатистический оконщик был очень далек от этих развлечений. И, наверное, чувствовал себя несколько обделенным подобными «радостями жизни»...

Думаю, что не все молодые сотрудники оконных фирм помнят чудесный фильм «Не бойся, я с тобой». Там – помимо замечательного сюжета и потрясающей игры Льва Дурова – есть одна сцена, которую я буду помнить всегда.

Кадр первый – какой-то кавказский абориген обрабатывает плугом крохотный клочок земли.

Кадр второй – мимо него (слева направо) с гиканьем проносятся вооруженные всадники. Кто за кого – понять невозможно. Абориген молча провожает их взглядом.

Кадр третий – кавказец, качая головой, продолжает обработку своего участка.

Кадр четвертый – мимо него (справа налево) с гиканьем проносятся вооруженные всадники. Кто за кого – опять понять невозможно. Абориген снова молча провожает их взглядом.

Кадр пятый (и последний) – кавказский землепашец бросает свой плуг с воплем: «Какая же интересная жизнь у людей!»

Именно в начале девяностых годов прошлого века я впервые заметил глубокую тоску наших коллег по острым ощущениям. Не один раз я участвовал в «отстреле» светопрозрачных конструкций – на полигоне и в лабораториях. И каждый раз поражался тому, что солидные люди совершенно преображаются, когда слышат выстрелы. Более того, я знаю не один случай, когда они привозили в испытательные лаборатории лишние и довольно дорогие изделия только для того, чтобы самим по ним пострелять – с сопением, воплями и невероятным азартом.

Несколько лет назад мы принимали участие в разработке по заказу Московского Правительства городских строительных норм по взрывобезопасному остеклению. Это была довольно серьезная исследовательская работа, результаты которой, к сожалению, до сих пор лежат у кого-то в столичной администрации на столе без утверждения. Вероятно, ждут следующего масштабного террористического акта в столице (не дай Бог!)...

Одним из этапов этой масштабной работы были натурные испытания различных вариантов светопрозрачных конструкций. Для их проведения на одном из военных полигонов в Московской области (кстати, несмотря на значительную цену подмосковной земли, эти секретные режимные части занимают тысячи гектаров очень красивых угодий – с сосновыми лесами, озерами, замечательными рыбалкой и охотой для приближенных начальников. Наверное, генералы ждут, когда сотка подорожает еще больше) в рамках натурных исследований было построено бетонное здание, в котором оборудовали четыре испытательных бокса 3 на 3 метра с современным измерительным комплексом и проемами для окон.

Испытания проводились зимой, а снег в тех местах всегда очень чистый... Мы «взрывали» больше ста вариантов различных светопрозрачных конструкций при трех схемах возможных террористических актов смертниками (3–5 кг ТНТ – пояс шахида, 30–50 кг ТНТ – легковой автомобиль, 100–500 кг ТНТ – грузовик).

Одновременно испытывались 4 окна. И – для того, чтобы можно было идентифицировать результаты, – стекла были окрашены в различные и очень яркие цвета (красный, синий, желтый, зеленый).

Разноцветные осколки стекол очень красиво смотрелись на снегу после проведения взрыва – известно, что отрицательная фаза взрывной волны в наибольшей степени влияет на светопрозрачные конструкции. Поэтому весь белоснежный покров был усыпан разноцветными осколками – к детской радости и восхищению присутствовавших.

Я наблюдал, как солидные начальники Московского строительного комплекса нарушали правила и условия экспериментов и забирали с собой яркие кусочки стекла. Потом – наверняка – не понимали, что на них нашло...

Мы занимались этими взрывными работами три – четыре месяца. Естественно, что оконные специалисты узнали о том, что разрабатываются нормы и проводятся реальные взрывы.

Уже через неделю после первых проведенных испытаний мой телефон раскалился от звонков моих близких и не очень партнеров, московских начальников, специалистов «смежных» отраслей, каждый из которых очень убедительно обосновывал необходимость своего присутствия на полигоне при подрыве, например, 100 килограммов тринитротолуола. Я мог брать с собой не более двух посторонних на каждое испытание, да и тех приходилось очень долго и сложно оформлять через «компетентные» органы.

Должен сказать, что я, наверное, очень наивный человек – только после того, как места на посещения испытаний были расписаны на ближайшие полтора месяца, я задумался о причине столь активного интереса к нашей исследовательской работе. Вот тогда-то я и понял всю сущность мужской психологии. И только после этого стал требовать какой-нибудь компенсации за включение человека в заветный список. Например, обязательство «накрыть поляну» в бункере, где все с нетерпением наблюдали по телеметрии все этапы подготовки и ждали, когда крыша подпрыгнет после взрыва тротила (или гексогена). А когда имитировали взрыв автомобиля, добавляя к взрывчатым веществам бочку бензина – все выскакивали еще до того, как осядет снежная пыль для того, чтобы посмотреть на почти грибовидное огненное облако...

Вспомнил об этой особенности мужского характера я совсем недавно. Одной из «завлекалок» конференции по огнестойким светопрозрачным и фасадным конструкциям мы решили сделать реальные огневые испытания в ведущей пожарной сертификационной лаборатории.

Должен отметить, что уговорить фирму, изделия которой и должны были проходить сертификацию, было достаточно сложно – а вдруг что-то пойдет не так и их конструкции не пройдут испытания на глазах многих специалистов? Но – при помощи лести и шантажа – договоренность о «публичной казни» стального светопрозрачного фасада была достигнута.

Так вот – на участие в испытаниях записалось больше специалистов, чем присутствовало на самой конференции!

Должен сказать, что огневые испытания уступают по зрелищности взрывам, но превосходят их по длительности. Только первые десять минут что-то происходит – виден огонь, лопаются стекла, начинает вспениваться и мутнеть специальный гель. Остальные пятьдесят – только ревет пламя, и потрескивают стекла.

Тем не менее, все присутствовавшие не уходили из очень холодного помещения до прекращения испытаний. Вероятно, очень надеялись, что испытываемые конструкции все-таки не пройдут положенные им тернии, рассыплются, и в помещение ворвутся языки жадного пламени...

Вот так и проявляются в нас очень глубоко скрытые инстинкты первобытного человека – ведь известно, что человеческая особенность завороженно смотреть на живой огонь, заложена в нас генетически!

пред.    след.